Карен только сейчас заметила, что до сих пор топчется на пороге. Йен ей улыбался, причем совершенно искренне. И как-то по-особенному открыто.
— Я бы сказал, что ты очень упорная, — как бы по секрету сообщил он ей, — но боюсь, что ты услышишь «настырная». А я и вправду рад тебя видеть, чему и сам немало удивлен, так что скажу по-другому: ты девушка-сюрприз.
— Точно. — Карен упала в кресло. — Знаешь, они позвонили мне, потому что уцелел твой сотовый, а последняя запись была — о моем звонке, а я так перепугалась, что забыла спросить, что с тобой, и сразу же приехала.
— А почему ты оправдываешься?
— Я… я не оправдываюсь. Я объясняюсь, — смешалась Карен. — Как ты себя чувствуешь?
— Скверно, но это скоро пройдет. Пустяки. Ты уже слышала, что мне несказанно повезло?
— Да.
— Два счастливых случая за один-единственный вечер… Надо подумать, чем я заслужил столько подарков от жизни.
— Ну, если встреча со мной для тебя — это что-то из разряда автокатастроф, то…
— Стоп-стоп-стоп. Ты что, настроена пообижаться?
Карен прислушалась к себе. Да, если честно, настроена. Но это получается как-то совсем несправедливо и очень по-семейному.
— Нет, — сказала она.
— А все-таки…
По интонации она поняла, что его интересует.
— Скажем так, я ощутила свою вину, — вздохнула Карен. — Ведь мы с тобой вместе выпили, и ты после этого сел за руль…
— Понятно. Еще одно подтверждение твоей ответственности.
— Слушай, я понимаю, что все это похоже на театр абсурда, но раз с тобой не случилось ничего страшного, я пойду. Еще чуть-чуть посижу и пойду. А вот и мое лекарство. — Она взяла у Карен маленький поднос со стаканом и таблеткой.
— Мне будет жаль, если ты уйдешь, — медленно, будто с усилием проговорил Йен.
— Хочешь, чтобы я осталась? — улыбнулась Карен. От его слов моментально прошли раздражение и нервозность. Ну разве что усталость осталась.
— Если я скажу «да», это будет нескромно?
— Да.
— И все же — да. Тебе кто-нибудь говорил, что с тобой очень легко? Обычно я совсем не такой.
— Несложно догадаться. Обычно ты очень серьезный, даже, пожалуй, мрачный человек со сталью во взгляде, которому никто не решается возражать?
— Правильно. — Йен усмехнулся. — У тебя тонкая интуиция. И богатое воображение.
— Нет, просто ты и сейчас такой, только расслабленный. — Карен скинула ботинки и забралась в кресло с ногами. — Я тоже хочу расслабиться, — пояснила она.
— Тебе вроде таблетку для этого принесли?
— Ах, прости, забыла про твой необычный юмор, который больше похож на сарказм.
— Ничего, я не дам тебе про него забыть. Ты хоть понимаешь, что я уже много лет ни с кем не разговаривал так, как с тобой сегодня?
Ей показалось, что при этих словах он снова скривился от боли, но, возможно, он просто шевельнулся, и так причудливо сдвинулись тени на его лице.
— Взаимно.
— Поэтому я собираюсь взять из нашего общения все возможное. — В глазах его сверкнула — или это снова игра света? — веселая искорка.
— Съесть это яблоко, не упустив не капли сока? — рассмеялась Карен.
Надо же, после всего этого она еще может смеяться!
— Какое яблоко?
Когда он чего-то не понимает или чему-то удивляется, он хмурится. Эта деталь внезапно показалась Карен очень трогательной.
— Это такое упражнение. Чтобы вновь почувствовать вкус к жизни. Красиво одеться, запереться в комнате, зажечь свечи и целый час — ровно час! — есть большое яблоко. Думать только о нем. Наслаждаться им… Ой… — По выражению в его глазах она поняла, что несколько перегнула палку. Выражение это было немного насмешливое, но даже если он и хотел съязвить на этот счет, то промолчал. — А здесь прохладно. Интересно, можно ли подвинуть кресло к батарее? — Карен попыталась за суетой скрыть смущение. Что-то в последние полчаса она слишком много смущается…
— Подожди!
— С ума сошел?! — ужаснулась Карен, заметив, что он пытается встать.
— Ну я же не труп, чтобы при мне девушки двигали мебель, а я преспокойно лежал!
— Здесь все просто, оно на колесиках! Вот… Раз — и все!
— Иногда феминизм бывает для мужчин удобен.
— Иногда полезно иметь капельку здравого смысла!
— Вот чего-чего, а здравого смысла у меня на десятерых.
— А незаметно, — съязвила Карен. — Здравомыслящий человек не сядет пьяным за руль.
— У тебя какое-то нереалистичное представление о здравом смысле и вождении. Кстати, сама водишь?
— Нет. Права есть, но как-то не довелось.
— Понятно. Ну да ладно. Тем более что я не был пьян, я просто… отвлекся.
Йен не стал уточнять, что отвлекся на то, чтобы внести ее номер в память телефона, а это и впрямь было опрометчиво, потому что вести машину одной рукой, держа в другой сотовый и глядя на дисплей этого самого сотового, мягко говоря, неудобно. Но он почти проскочил и уже закрывал «раскладушку», когда… ему навстречу вылетел тот сумасшедший мотоциклист, и Йен так резко вывернул руль, что машина потеряла управление. Хорошо хоть псих тот не разбился. Но жалко, что ему удалось смыться с места происшествия.
Тот факт, что он мог бы сейчас лежать не в комфортабельной больничной палате, а в реанимации или в холодильнике в морге, как-то не особенно Йена беспокоил. Может быть, оттого что не вмещался пока в сознании. А может, оттого, что он уже давно не дорожил своей жизнью. Гораздо больше его беспокоил вопрос справедливости или несправедливости происходящего. Мотоциклист псих, и из-за него мог погибнуть человек, а потому он должен понести ответственность. И Йен еще не метал молнии только потому, что никто всерьез не пострадал. Собственное «ранение» он в расчет не брал.